Этой статьей я открываю раздел "Антропология существования". Это не научный, а научно-публицистический раздел; в нем я пытаюсь говорить с читателем на языке, который считаю правильным и понятным, и о вещах, которые расцениваю в качестве базовых для Людей Земли. Человек Разумный – существо социальное, для него высшим благом выступает коллективная жизнь в разумно устроенной культурной среде обитания и в здоровой естественной среде. Все эти основы нашего бытия к настоящему моменту коренным образом подорваны, и от того, сможем ли мы их восстановить, зависит, выживем ли мы в своем человеческом и даже биологическом качестве, или исчезнем либо деградируем до состояния животных. По поводу так называемого научно-технического прогресса и связанного (якобы связанного) с ним духовного и нравственного прогресса сегодня уже следует совершенно определенно сказать: "Оставь надежду".

Почему "Антропология существования"? Из цикла статей, которые я планирую здесь разместить, это, надеюсь, станет ясным. Пока ограничюсь самоцитированием: "Я убежден, что ни политэкономия, ни социология, ни социальная психология, ни культурология, порознь или в комплексе, не ответят на коренные вопросы людского бытия, совершенствования и блага, не укажут верной дороги в будущее, пока не будет рассмотрен ВЕСЬ предшествующий путь человечества, а это под силу лишь антропологии в наиболее широком смысле, чей предмет – человек как таковой изначально и досконально. В принципе, надлежит ответить на самый коренной вопрос бытия: что можно и что нельзя для человеческих существ и человеческого общества, исходя из их физической, социальной и духовной сущности и эволюции".

Если кто-то из читателей захочет включиться в обсуждение этой проблематики, я охотно размещу его материал в этом разделе.

Валерий КОСАРЕВ

АНТИТАБУ

Стремительная поступь человеческого прогресса в XX-XXI веках обернулась тем, что на научном языке называется инволюцией – генетической и культурной деградацией, а проще – движением вспять. Очевидно, причина этого прискорбного процесса таится в нарушении фундаментальных законов, миллионы лет обеспечивавших физическую, социальную и духовную идентичность гоминид – людских существ от ранних австралопитеков и до чрезмерно и безосновательно уверенных в собственной разумности сапиенсов современности. Поворот к вырождению оказался совершенно неожиданным, став, по очевидности, результатом ускоряющегося количественного нарастания культурных и научно-технологических достижений, которое однажды перешло в новое, противоположное качество. Известно: в любой сущности есть положительная и отрицательная стороны. Вопрос лишь в том, какой из них обернется к нам эта сущность. Так что все разговоры об автоматическом благе любого прогресса по меньшей мере необдуманны.

Однажды в московской киношной телепрограмме актер Валентин Гафт, представляя знаменитый в середине минувшего века киносериал "Тарзан", рассказал о судьбе его главных героев. Исполнитель роли Тарзана, красавец-супермен, давно умер – больным, немощным и безвестным. А исполнительница роли Читы шимпанзе поныне здравствует. Ее содержат в дорогом пансионате, кормят, научили давать автографы и, полагаю, немало зарабатывают на этом. Фильм снимался в 1930-е годы, значит, почтенной актрисе на рубеже ХХ и XXI веков было за семьдесят.

Современным высшим приматам отмерен примерно такой же срок жизни, что и людям. Но в доисторической древности, когда линии приматов и гоминид только разделились, и те, и другие жили в среднем немногим более 20 лет. Всю первобытную эпоху люди жили не намного дольше. Очень медленно нарастала продолжительность жизни людей даже в античности и средневековье, и лишь к новому времени стала сопоставимой с нынешней. В XX веке в связи с общим прогрессом и успехами медицины произошел демографический взрыв, началось катастрофическое перенаселение планеты.

Человечество проделало чудовищно длинный и мучительно трудный эволюционный путь: уже обнаружены окаменелые останки так называемого чадантропа древностью до 7 млн лет. Возможно, это "недостающее звено" между приматами и гоминидами, но не исключено, есть еще не открытые более древние гоминиды. Породив культуру, цивилизацию с технологией и городами, приручив огонь, освоив энергию пара, изобретя электричество, применив атомные бомбы, развивая электронику и компьютерные технологии, понастроив исполинских сооружений, фатально изменив природу вокруг себя и самое себя, пережив множество войн, пролив моря крови и океаны пота, создав сложнейшую инфраструктуру науки, породив искусство самых разных видов и жанров, преуспев в области медицины, кулинарии, косметики, рекламы, и т. д. и т. п., наконец, поставив целую планету на грань экологической гибели, – человек в итоге всего лишь утроил длительность своего века и нимало не приблизился к благополучию...

Дорогой ценой за сомнительное процветание стал безнадежный информационный кризис: люди заблудились в совершенно дурном множестве плодящихся быстрее, чем комары в болоте, знаний, скорость возрастания которых такова, что ни охватить умом, ни освоить, ни применить хотя бы малую их часть уже невозможно. Все попытки преодолеть этот нежданный барьер могут закончиться только индивидуальным и социальным безумием, и не случайно рост психических заболеваний и отклонений вырастает в угрозу более реальную и серьезную, нежели мировая ядерная война или пандемия СПИДа.

А приматы? Они так и не ступили на тропу очеловеченья, а может, и ступили, да потоптались-потоптались и свернули вбок, – судя по их умению ходить вертикально, изготовлять простейшие орудия и по способности ко многим действиям, присущим человеку. Приматы тоже эволюционировали, на что указывает, в частности, то, что они не отстали от людей в наращивании срока жизни и усилении способностей к выживанию. То есть достигли не худших (в своем роде) результатов, не проливая столько пота и крови, не изменяя своей природы и не губя природу вокруг. У них не осталось соперников и врагов, которые могли бы их уничтожить, за исключением людей, без которых именно приматы оказались бы венцом творения, по крайней мере на суше.

Должно быть, как и многие другие живые существа, они смотрят со стороны на все наши проблемы экономики, политики и морали, технологии и науки, – и считают нас несчастными выродками. В самом деле, какой еще твари на Земле придет в голову для передвижения в пространстве создать такие противоестественные чудища, как паровоз, автомобиль или самолет, а от идеи логова-гнезда-дома дойти до совершенно умопомрачительных небоскребов? Или такие нужные для продолжения рода занятия, именуемые экономикой, хозяйствованием, то есть жизнеобеспечением, подчинить логике металлических кругляшков, хрустящих бумажек, и наконец, виртуальных банковских строчек? А ради удовлетворения религиозных чувств, ритуальных потребностей, идеологических задач или властного тщеславия – сооружать исполинские пирамиды, Эйфелеву башню и Статую Свободы? Или орошать парами алкоголя извилины серого вещества, сложной и уязвимой субстанции, в коей таятся начала гениальности и шизофрении, субстанции, которая создавалась миллионы лет, – и атаковать наркотиками свою непредсказуемую психику? Или, извращая основной инстинкт, заниматься, извините, сексом по телефону?

Перечень можно продолжить. И не только с позиции иных существ, но и по людскому здравому смыслу получается, что человек, стремясь к совершенствованию и удобствам, одержимый жаждой познания и обновлений, парадоксально осложнил и роковым образом отяготил все свое житье-бытье.

Но, в конце концов, все человеческие начала уходят корнями в животное царство, а зримые ныне сдвиги – итог длительного и вполне логичного развертывания естественных процессов. Свернув на заветную тропу, гоминид долго блуждал, разыскивая, как утверждают, дорогу к Храму, пока не вышел на роковую магистраль, которую, по всем признакам, проложил не бог, но дьявол. Если бы я был религиозен, то сказал бы: человек наказан за то, что стал подменять создателя, переделывать его творения на свой лад, то есть покусился на замысел и пррмысел божьи. Но в моих рассуждениях религия лишь метафора. Однако в истории именно религиозные мыслители и деятели, начиная с первобытных шаманов, всегда запрещали ломать установленный порядок и остерегали от "безумства гибельной свободы".

И здесь мы подходим к проблеме, выражаясь языком Библии, снятия печатей – к табу и их нарушениям. Если коротко и упрощенно, табу – это изначальный, первобытный запрет на те действия, которые считаются вредоносными для общества. При этом логическое обоснование вреда и, соответственно, мотивация запрета отсутствуют. Такой запрет имеет мистический характер и окутан религиозной оболочкой, непроницаемой для логического анализа. Он абсолютен. Нельзя – и всё. Нельзя, потому что... нельзя, потому что табу, грех, запрет. Первоначальный мотив давно утрачен, а скорее всего, был скрыт от рационального познания в самом истоке. Пл предположения антропологов и этологов, первичные запреты унаследованы наними гоминидами от животных предков. Не раз в истории, возможно, и самой первобытной, у индивдов или групп возникали многочисленные соблазны обрушить эту твердыню, взять штурмом мистическую стену, снять печать – и заглянуть: что там?! Как правило, наказанием за нарушение табу бывала смерть, в лучшем случае – изгнание из общины.

Нынешний же век можно охарактеризовать тотальным сокрушением преград, падением всех запретов, в том числе базовых. Современная жизнь вся – АНТИТАБУ.

Я убежден, что ни политэкономия, ни социология, ни социальная психология, ни культурология, порознь или в комплексе, не ответят на коренные вопросы людского бытия, совершенствования и блага, не укажут верной дороги в будущее, пока не будет рассмотрен ВЕСЬ предшествующий путь человечества, а это под силу лишь антропологии в наиболее широком смысле, чей предмет – человек как таковой изначально и досконально. В принципе, надлежит ответить на самый коренной вопрос бытия: что можно и что нельзя для человеческих существ и человеческого общества, исходя из их физической, социальной и духовной сущности и эволюции.

Исследователь традиционных культур прошлого Р. Бриффо, издавший в 1927 г двутомное исследование "The Mothers" ("Матери") о роли женщин в социальной эволюции людей, писал: "Наиболее характерной чертой человеческого ума и поведения является дуализм социальных традиций, с одной стороны, и унаследованных естественных инстинктов – с другой, и постоянный контроль первых над вторыми".

Издревле наиболее мощным средством такого контроля, если не считать грубой силы (которая не играла ведущей роли уже у так называемых общественных животных), и выступали табу. Много позже выработанную с тех седых времен систему норм назовут моралью. Еще позже, чем мораль, появится юридическая сфера (право), основанная сначала на неписанных законах (обычное право). А на длинном переходе от животной стаи к ранней человеческой группе (праобщина, протообщина, коммуна – называют ее по-разному) все это было единое целое, сцементированное религиозными воззрениями и чувствами, окутанное мистическим туманом. Но с первого проблеска человечьего сознания, с первой потребности в осмысленном и прочувствованном социальном единстве на уровне праобщины и в дальнейшем миллионолетнем пути цельный комплекс религии-морали-права диктовал людям – всем и каждому – незыблемые законы о том, что и как делать. Табу как негативные нормы ("нельзя") существовали в цепком единстве с позитивными нормами – регламентами, теми же табу, но устанавливавшими не полный запрет, а ограничения. Если табу гласило, что то-то и то-то делать абсолютно нельзя, то регламент определял: то-то и то-то можно делать только там-то, тогда-то, так-то и т. п. Все отклонения от нормы расценивались так же, как нарушения табу, и так же карались.

Что именно запрещало табу? Запреты, сохранившиеся в некоторых архаических обществах поныне, поражают своим разнообразием, противоречивостью, а часто и нелепостью. Раскрыть их смысл ввиду давно и капитально изменившихся условий существования уже невозможно, хотя есть традиционные нормы, функции которых вполне ясны. По-видимому, изначальным был запрет на инцест и имбридинг, то есть сексуальные связи между родственниками внутри популяционной группы, чреватые генетическим вырождением. К слову, ныне безудержную пропаганду инцеста можно найти в неограниченных количествах на порносайтах Интернета, где сей продукт представлен в общедоступном виде и с поразительным упорством навязывается и рекламируется.

Другим первичным табу был запрет на насилие внутри группы, поскольку разгул биологического эгоизма приводил к самоуничтожению и без того малочисленных и слабых в борьбе с внешним миром протообщин. Агрессия утолялась во взаимоотношениях с другими группами, если данная группа не была связана с ними брачными или иными солидарными связями. С тех пор, надо полагать, и существует оппозиция "свои" – "чужие", так явно проявляющаяся, например, в межэтнических отношениях.

Есть, кроме того, немало сохранившихся поныне промысловых запретов и регламентов, поражающих своей рациональностью и экологической мудростью; беда лишь в том, что ныне их почти никто не выполняет.

Еще одно очень важное табу стало каноническим императивом в мировых религиях, но было отвергнуто в период Реформации. Изначально запрещалось захватывать в индивидуальное владение землю. А ведь с владения землей начинается право частной собственности на средства производства и крупную недвижимость. Более поздняя трактовка этого императива, которую можно проследить по Библии, такова: никто не вправе владеть тем, что не им создано, ибо бог дал этот мир не в частное пользование, а для всех. Во благо человечества пошел бы и справедливый во всех смыслах запрет продавать и покупать не только земли, но и недра, и воды, а в современных условиях наиболее полезной стала бы отмена государственного права распоряжаться этими ресурсами, которые распределены на Земле отнюдь не равномерно и которыми должны бы, по идее, управлять планетарные органы власти, кабы таковые существовали. Увы, государства уже умудряются торговать не только землей, водой, ресурсами недр, но даже воздухом. Так, закрепленные международным соглашением на уровне ООН квоты на загрязнение воздушной среды стали предметом купли-продажи: государства, которые из-за своего недостаточного развития "недобирают" по части загрязнения воздушного басссейна, уступают за определенную мзду часть таких квот тем развитым государствах, которые "перебрали" – и все идет своим чередом. Вот классический пример антитабу.

Право коллективного владения и пользования хозяйственными угодьями и всем, что есть на них, по всей видимости, появилось в протообщине изначально, поскольку освоение и охрана определенной территории существует и у животных, как у стадных, так и у одиночек. Знакомые всем собака и кошка метят свою территорию и устраивают драки с теми, кто сей принцип нарушил. Подобное происходит и в дикой природе – у медведей и других одиночных животных, а также у львов, обезьян, копытных (животных общественных) и т. д. Это, как и обнаруженные этологами механизмы регуляции, исключающие или сводящие к минимуму имбридинг и инцест в животных сообществах, как раз и может доказывать, что истоки табу, по крайней мере некоторых, лежат в животном прошлом человека. Что же касается современных людей, которые, как-никак, произошли от общественных приматов, а не от зверей-индивидуалов, они драки по поводу земли и угодий устраивают куда более кровавые и массовые, вплоть до глобальных войн. Но мотив здесь совершенно противоположный: причиной выступает захват земли, недр, ресурсов во имя рынка, извлечения из них прибыли, т. е. в частнособственнических, антиэволюционных целях. Итак, взломана и эта печать, и любой толстосум может присвоить себе непомерно огромную территорию, расставив по ее границам чисто животные метки с помощью сомнительных документов, приобретенных за совсем уж бессмысленные бумажки.

К чему я все это пишу? Для многих читающих эти строки они покажутся абсурдными или досужими. Человек так далеко уклонился от изначальных и естественных основ бытия, что лишен времени, а часто и способности хотя бы задуматься на сей счет. Как писали К. Маркс и Ф. Энгельс, "частная собственность сделала нас столь глупыми и односторонними, что какой-нибудь предмет является нашим лишь тогда, когда мы им обладаем, то есть когда он существует для нас как капитал или когда мы непосредственно владеем, едим его, пьем, носим на своем теле, живем в нем и т.д., – одним словом, когда мы его потребляем...". Человечество и его среда обитания, Земля, вошли в такой головокружительный виток развития, который чреват не только инволюцией, но и полным распадом и всеобщей гибелью. Мудрено не задуматься над тем, чем и как мы владеем, потребляя уже целую планету и сняв в этом ненасытном потреблении все табу.

2003 г.