В. Д. Косарев
Природопользование ab ovo: полемические очерки
III. Огневой рубикон и освоение пространства
Общепринято считать, что гоминизация началась с перехода антропоидов к двуногости. Но вертикально передвигающееся человекообразное существо – еще не человек. И даже существо, начавшее конструктивную деятельность и дошедшее в ней до изготовления орудий, в сложившейся системе научной логики и терминологии может быть определено лишь как гоминид стадии обезьяночеловека или предчеловека. А гоминид, освоивший технику огня, превративший в орудия костер и факел, – это, бесспорно, уже истинный человек. И я исхожу из того, что при этом не требуются дальнейшие оговорки или градации: "человек формирующийся", "неготовый человек", "человек современного типа" и т. п. Ведь на самом деле не существует доказательств, что современный гоминид есть "человек готовый", а не "формирующийся" (полагаю, об этом можно будет судить лишь через несколько сотен тысяч лет), и тем более сомнительно, что человек был "готов" 10, 40 или 100-150 тыс. л. н., что эволюция гоминид завершилась в палеолите; напротив, ряд данных свидетельствует о том, что она продолжается и поныне. С другой же стороны, ряд черт, прежде считавшихся присущим только "человеку готовому", в свете новейших данных, появились исключительно рано, а иные – изначально. Словом, это весьма обширное поле для дискуссий и поправок. Но, как представляется, в отличие от этой бесконечно дискуссионной темы, вопрос исходной точки огнепользования принципиально разрешим и имеет коренное значение для теории антропогенеза.
В принципе, можно допустить, что гоминид стал человеком не в момент освоения огня и не в связи с этим, а значительно ранее, вскоре после перехода к прямохождению, при начале орудийного производства, а огонь освоило уже состоявшееся человеческое существо. Увы, это звучит еще большей научной ересью, резко противореча классической теории, известной у нас как "два скачка", а на Западе как "Big Bang". Разумеется, если признать, что следы огнепользования уходят далеко вглубь за 1 млн л. н. Не оттого ли это и не признается? Не оттого ли теория, не находя возможностей согласовать устойчивые концептуальные положения с новыми артефактами, в том числе со следами "раннего огня", все упорнее отстаивает утверждения о "позднем огне" точно так же, как и утверждения о "поздней общине", "поздней семье", "поздней религии" и "позднем искусстве"?
Все это, однако, – отдельная проблема. Я же настаиваю в данном случае лишь на следующем допущении. Зарождение огнепользования так же непосредственно связано с началом орудийного производства, как это последнее – с переходом антропоидов к наземному образу жизни, вертикальному передвижению на двух конечностях и высвобождению рук, на тот период уже преадаптационно приспособленных к сложным манипуляциям, что и облегчило применение естественных орудий, а затем – изготовление искусственных и, конечно же, с увеличением объема и совершенствованием структуры головного мозга. Следовательно, загадку огня можно разгадать только в контексте общих эволюционных – биологических и культурных – изменений в жизни древнейших гоминид.
1.
Как известно, проблема причинно-следственных связей в процессах, протекавших на ранних стадиях гоминизации, весьма сложна и далека от решения. До конца не ясно, что побудило антропоидов к выпрямлению и передвижению на двух ногах с высвобождением руки. Однако ныне более или менее общепринято, что будущее "производящее существо" освоило прямохождение, переходя или перейдя к новому образу жизни, сменив прежнюю нишу, спустившись с верхнего яруса лесов на нижний, наземный. Дальнейшее было связано с сокращением лесных пространств и адаптацией предков гоминид к разорванным либо открытым ландшафтам, либо к маргинальным зонам между сокращавшимися лесами и расширявшимися саваннами. Считается также, что длительное время прегоминиды и/или самые ранние гоминиды существовали, не применяя орудий или по крайней мере не производя их.
Основываясь на находке окаменевших следов афарских австралопитеков в Летоли, ученые признают достоверный возраст прямохождения в 3,6-3,7, округленно – "около 4 млн л. н." (1). Находки в Омо, Вест-Гоне и некоторых других местонахождениях Восточной Африки привели к выводу о начале орудийного производства 2,5-2,6-2,7 млн л. н., т. е. миллион лет спустя. На этом построены многие рассуждения, сценарии и концепции. Отделение же линии гоминид от линии шимпанзе произошло, по первоначальным подсчетам молекулярных генетиков (метод Сарича-Уилсона, т. н. "молекулярные часы"), менее 4 млн л. н.
Правда, это "открытие" вызвало колоссальный скандал, поскольку любой археолог и антрополог знает о гоминидах значительно более древних, чем данный хронологический рубеж. Посему "рубеж" был в ходе дальнейших, более масштабных подсчетов, поправлен сначала на 4-6, а затем на 6-7 млн л. н. Наконец, недавно упомянута новая "округленно-завышенная" дата – 6-8 млн л. н., уже без всякой связи с молекулярно-генетическими подсчетами (2). Эти неоднократные поправки очень похожи на околонаучную "выводиловку". И, однако, именно привязка к высчитанному по ДНК "рубежу" (по сути, очередному "скачку") сегодня стала типичным "общим местом", – как ни странно, уже мало кто спорит со столь рискованной датировкой.
Все приведенные представления – это, так сказать, классический мэйнстрим, мощное русло, в которое наука стремится отводить все струи нового знания из периодически пробивающихся источников. Может быть, именно поэтому мэйнстрим нередко превращается воистину в прокрустово ложе; есть немало фактов, которые в него не втиснуть, и не меньше примеров того, как показательно на это реагирует наука мэйнстрима. Так, словно по иронии судьбы, одновременно с получением и публикацией результатов митохондриальных исследований, давших вышеозначенные цифры, стали обнаруживаться окаменелости чрезвычайно древних африканских гоминид, залегающих непосредственно на пресловутом "рубеже" или ранее его (Orrorin tugenensis, Sahelanthropus tchadensis, Ardipithecus kadabba). Но мэйнстрим поглотил и эту бурную волну.
Примерно то же – с орудийной деятельностью. Возраст обнаруженных на севере Греции костяных и каменных орудий -2,9-3,3 млн л. (3). А найденные Льюисом Лики в Форт-Тернане свидетельства орудийной деятельности рамапитековых еще 12 млн л. н. (4) резко нарушают привычную схему. Спрашивается, когда в таком случае эти существа встали на задние конечности, т. е. превратились из антропоидов в гоминид или прегоминид? И какова цена в этой связи вычисленному по ДНК рубежу в 6-7 млн? Когда все-таки начался антропогенез или хотя бы гоминизация? Вопросы повисают в воздухе, а концепции снова и снова строятся на "подмоченной" парадигме.
2.
Похоже, наука вынуждена мириться с той явно нелогичной условностью, согласно которой только найденное, да не просто найденное, а найденное многократно и ставшее пресловутым "общим местом" – признается реально существовавшим. Собственно говоря, это очевидное игнорирование принципа "Absence of evidence is not evidence of absence" можно объяснить лишь своего рода "техникой безопасности", перестраховкой, применяемой, чтобы не допустить уклона науки в фантастику и всегда четко отделять достоверно установленное от массы возможных предположений. И это было бы вполне приемлемым условием, если бы сей принцип не дополнялся совсем уж странным правилом, которое можно сформулировать так: "Если факты противоречат теории, тем хуже для фактов". Как иначе объяснить, что несмотря на данные из Форт-Тернана, полученные еще в 70-х гг. прошлого века, переход к прямохождению по-прежнему привязывается к возрасту окаменелых следов в Летоли, а начало производства орудий – к находкам в Омо и Вест-Гоне? Разве не понятно, что одна-единственная находка перевешивает все постулаты, ей противоречащие? Или не ясно ли, что следы в Летоли оставило не только что выпрямившееся создание, а орудия из Омо и Вест-Гоны – не первые пробы каменноорудийной технологии? Словом, растущая "критическая масса" новых данных грозит обрушить масштабную и перспективную работу эволюционных генетиков, уже отвоевавших свое право судить о ранних этапах очеловеченья на основании сложных и сомнительных анализов мт-ДНК.
Об этом, в частности, весьма осторожно сказала в докладе на международной дискуссии ученых за "круглым столом" в Йоганнесбурге (март 2003 г.) французская исследовательница Brigitte Senut. Смысл сказанного в следующем. После того, как в конце ХХ в. был открыт Ardipithecus ramidus, в науке сложилось впечатление о расхождении линий приматов и людей около 6 млн л. н., на что указывали и молекулярно-генетические данные. Но в 2000 г. был найден Orrorin tugenensis (возраста 5,7-6,0 млн л.), кости которого ясно указывают на адаптацию к двуногости и демонстрируют ряд черт, как отличных от австралопитековых, так и сходных с ними. Далее, в 2001 г. обнаруживаются кости Ardipithecus ramidus kadabba (5,7 млн л.), и хотя его двуногость твердо не доказана, нельзя не учесть, что это прямой предшественник вышеупомянутого ардипитека. Наконец, в том же году открыт Sahelanthropus tchadensis (6-7 млн л.), чей гоминидный статус также обсуждается. Эти находки показывают, что ряд существующих представлений уже "не проходит". Следует, подчеркнула Б. Сеню, сосредоточиться на миоценовых гоминидах, ибо свидетельства пресловутого расхождения линий приматов и людей скрываются там, в эпохе от 8 до 11 млн л. н. (5).
Таким образом, потребовался целый виток научного развития, охвативший почти полвека, чтобы вновь стала актуальной мысль патриарха палеоантропологии Г. Кенигсвальда. В свое время он писал: "...По нашему мнению, следует иметь в виду, что критический момент перехода к человеку должен был быть в плиоценовой эпохе... Группа рамапитеков, хотя и известна лишь по нескольким челюстям, сильнее сближается с типом, который мог бы иметь близкое родство с людьми" (6).
3.
В горячих спорах лабораторных аналитиков с археологами и палеоантропологами-практиками первым уже посоветовали, так сказать, взять тайм-аут. Алан Торн, один из наиболее последовательных мултирегионалистов, однажды заявил: "Мы возвращаемся к костям", и генетик из Оксфорда Розалинд Хардинг согласилась с ним: "В данный момент – их время, а исследования ДНК могут пока что сесть на задний ряд" (7). По всей видимости, в логике и методиках митохондриальных и других молекулярно-генетических расчетов содержится какие-то фатальные пороки, искажающие итоговую картину. Как отмечает Н. В. Клягин, "результаты молекулярно-генетических определений эволюционного возраста семейства гоминид вообще и современного человека в частности (В. Сарич, А. Уилсон и др.) показывают заниженные даты, плохо согласующиеся с палеонтологической летописью" (8). В частности, рамапитековые, оррорин, сахелантроп и ардипитек кадабба оказались по ту сторону проведенной эволюционными генетиками черты. Отсюда – стремление отнести новые находки к обезьяньему царству. Но сделать это не дают ни старые, ни новые "кости".
При подобном "сопротивлении материала" порой не остается ничего другого, как замалчивать или подвергать скепсису многие важные и достоверные свидетельства, не вписывающиеся в концепции. В противном случае под ударом оказываются целые парадигмы, – как, например, учение о "неготовом" и "готовом человеке". В предыдущей статье подробно показывалось, как это происходит применительно к "раннему огню". А если учесть, что в палеоантропологии, археологии нижнего палеолита и первобытной истории предположений куда больше, чем установленных истин, эта проблема превращается в своего рода научную патологию. "Перестраховка" цементирует отжившие представления, тормозит развитие новых идей, отбивает у мыслителей охоту к их выдвижению и, в конечном итоге, осложняет различение гипотезы от фантазирования.
Оставаясь на почве твердых фактов и установленных положений, все же полезно помнить, что, как выразился Ю. И. Семенов, "любая более или менее детальная реконструкция процесса становления общества с неизбежностью гипотетична" (9). Науке о ранней первобытности известно чрезвычайно мало, а построенные на этой малости конструкции и сценарии по мере новых открытий в лучшем случае подвергаются существенному пересмотру, если не рассыпаются. В таких условиях следует всегда иметь в виду и ценить доброкачественное, научно достоверное предположение и, в частности, всецело учитывать вышеупомянутое правило: "Отсутствие доказательства не есть доказательство отсутствия". То, что неизвестно и представляется невозможным сегодня, может быть открыто завтра, как неоднократно бывало; и уж тем более, дабы открытое не "закрывалось" излишне суровыми в своем правоте научными авторитетами, не следует абсолютизировать теоретические постулаты и интерпретации, поскольку они базируются на слишком скудных остатках далекого прошлого, которые пока удалось раскопать.
4.
Опираясь на данные о прирученном гоминидами огне около или более 1,5 млн л. н., надлежит поставить вопрос о значении этой знаменательной инновации и ее последствиях для дальнейшей биологической, социальной и культурной эволюции человека, прежде всего о том, как далее, при наличии у раннепервобытных людей огня, эволюционировало природопользование. При этом проблема биологических изменений, хотя она представляется куда более широкой, все же не может быть обойдена – как часть отношений человека с естественной средой обитания. Ведь освоение огня не только подстегнуло развитие мозга, а с ним – совершенствование материальной культуры и социальности, но и оказало обратное воздействие на биологию: преобразовало теплообмен и метаболизм в организме гоминид, не в последнюю очередь через изменение состава и технологии питания, в частности, через термическую обработку пищи, а в целом – через расширение возможностей изъятия у природы средств для самовоспроизводства и жизнеобеспечения людей.
Приручив огонь, гоминид приобрел мощное, беспрецедентное и бесконкурентное оружие в мире, вооруженном клыками, рогами, когтями и копытами. Если каменные, деревянные, костяные и другие искусственные орудия, которые он с некоторых пор начал применять и изготавливать, лишь восполняли его весьма слабую естественную вооруженность в защите, нападении, разделке добычи, то пламя как орудие/оружие должно было высоко вознести его над окружающим естественным миром. С помощью огня он мог спасаться от ночного холода и проникать в зоны, которые прежде ему были недоступны, например, в холодные горные регионы, соседствовавшие с тропическими равнинами и долинами и манившие взоры первобытных промысловиков. Огнем он отпугивал хищников, поскольку был не только охотником, но и жертвой других животных-охотников. Еще одной функцией огнепользования стало приготовление пищи, причем не только мяса, но и растительных клубней – многие из них требуют тепловой обработки, без которой они несъедобны или малопитательны, а после нее становятся значительно более усвояемыми и питательными.
Из известного по более поздним и лучше исследованным эпохам, огонь применялся для обжигания острых концов рогатин и пик, а также, по некоторым данным, для раскалывания камня в процессе изготовления орудий. Бесспорно, одной из важнейших сфер применения этой укрощенной стихии очень рано стала охота, где она, как стихии и положено, действовала куда шире и масштабнее, чем просто инструмент промысла. "Что до губительного фактора, имя которому огонь (думаю, Прометей сожалеет, что даровал его человечеству), то уже в руках erectus он стал средством разрушения среды", – писал Ян Линдсблат (10).
5.
Таким образом, в обретении гоминидами огня были не только плюсы, но и минусы. И не только для окружающего мира, но и для самого человека. Существа, которые заимели привычку спасаться от холода у костра, обрекли свой организм на биологическую перестройку и дальнейшую зависимость от согревания. Пока совершенно не ясно, когда гоминид потерял волосяной покров, присущий приматам, но почти наверняка – в связи с упомянутой привычкой. Конечно, есть сомнения, что эта потеря произошла раньше, чем возникло огнепользование, например, из-за климатических изменений, как иногда предполагается. Ни у одного другого биологического вида, пережившего эти изменения вместе с древнейшими гоминидами, такого не случилось. Сомнительно также, что потеря волосяного покрова была органично и автоматически связана с переходом к прямохождению. С одной стороны, те современные животные, у которых волосяного покрова нет или он незначителен, не ортогнатны, а их экология и этология резко отличаются от таковых у гоминид. Далее, человек – не единственное вертикально передвигающееся животное; есть еще, например, кенгуру, есть много птиц, которые ортогнатны или почти ортогнатны и бипедальны, а также жираф, который, несмотря на четвероногость, передвигается, держа значительную часть тела почти вертикально. У всех этих животных, существовавших и эволюционизировавших при тех же экологических обстоятельствах, что и линия "примат-прегоминид-гоминид", особенности их передвижения и расположения в пространстве не вели к сколь-нибудь ощутимой утрате волосяного покрова. Это относится и к высшим приматам, ныне живущим, – шимпанзе, горилле и орангутану, часто принимающих вертикальное положение. Как кажется, переход приматов к полностью выпрямленному положению и передвижению только на двух ногах не затронул бы их волосяной покров. Весьма выразительное событие в этой связи: недавно в джунглях Конго был открыт, описан и сфотографирован новый вид высшего примата, какой-то загадочной смеси анатомических черт шимпанзе и гориллы, а может быть, и гоминида – полностью выпрямленного, передвигающегося на задних конечностях, однако и полностью волосатого (11). Надо, впрочем, учитывать, что этот вид живет в условиях густо затененных лесных пространств и едва ли его эволюцию можно сравнивать с той, что описана применительно к человеку. Но не могло ли быть так, что сохранение этим вертикально передвигающимся антропоидом шерсти связано как с защитой от тропического солнца лесным ландшафтом, так и с отсутствием у него культуры, в частности, культуры огня? Это, конечно, чистый домысел, нужны исследования и новые данные.
Логически потеря гоминидами волосяного покрова, прежде постулировавшаяся наукой весьма поздно (еще в 1980-х питекантроп и синантроп на художественных реконструкциях изображались покрытыми шерстью, а ранее волосатым изображали и неандертальца), логичнее всего связывается с освоением огня. Однако и при этом она выглядит весьма нелегко решаемой проблемой и требует какого-то развернутого, комплексного объяснения.
6.
Отнюдь не исключено все же, что причинно-следственная связь была обратной – утрата по тем или иным причинам волосяного покрова потребовала обогрева с помощью огня и одежды. Упомянем в связи с этим одну из новейших гипотез, изложенную на интернет-сайте журнала "New Scientist"; она связывает данный процесс с... оккупировавшими шерсть древних приматов насекомыми. "Широко распространено мнение, что человек потерял волосяной покров, чтобы лучше контролировать температуру тела, и произошло это в ходе превращения в прямоходящее существо в африканской саванне. Но в этой теории есть сомнительные моменты... Гипотеза об охлаждении тела интересна, однако некоторые преимущества отсутствия шерсти в солнечное время суток превращаются в недостатки по ночам", – сообщается в статье, которая затем ставит вопрос: если люди, по упомянутой гипотезе, лишились волосяного покрова, избавляясь от паразитов, то почему то же самое не произошло с нашими ближайшими родственниками – обезьянами? Ответ дается в том смысле, что человек, в отличие от обезьян, развил культуру: "Мы – единственные, кто научился разжигать огонь, строить укрытия, делать одежду, и все это помогало нам сохранить тепло, потеряв шерсть" (12).
Может быть, это звучит логично, но гипотеза содержит в себе "новую сущность", которая при рассмотрении оказывается излишней: уберем борьбу древнейших гоминид с насекомыми, заводящимися в их шерсти, объясним потерю волосяного покрова традиционно, необходимостью терморегуляции тела – и ничего не изменится. Со сменой экологической ниши, выходом антропоидов-прегоминид из леса в разомкнутые среды, в саванну, под палящее солнце – реадаптировавшееся существо, полностью перестроившись на прямохождение, постепенно теряет шерсть на теле, а упомянутые недостатки такого нового состояния компенсирует культурой – освоением огня, сооружением укрытий, изготовлением одежды. Борьба с паразитами при столь очевидном сценарии просто "провисает", оказывается надуманной ненужностью или второстепенным явлением.
Гипотеза, изложенная Ниной Яблонски, на мой взгляд, куда убедительнее и, кажется, почти не требует поправок. Правда, она привязывает потерю первичного волосяного покрова гоминид к эпохе Homo ergaster (около 1,6 млн л. н.), однако вполне вероятен и более ранний период, упомянутый ею, – между 4 и 2,5 млн л. н., когда, по предположениям, наряду с австралопитековыми появляется ранний Homo. В первом случае получаем вероятность потери волосяного покрова в связи с началом огнепользования (хотя автор об огне вообще не упоминает), а во втором – более логична обратная зависимость. Итак, по Н. Яблонски: "Мозг очень чувствителен к температуре, а сбережение такого крупного органа (объемом около 750 г в то время) и терморегуляция остального тела были крупным вызовом... Мы знаем, что все приматы борются с жарой при помощи потоотделения, но большинство негоминидных приматов имеют сравнительно низкую густоту потовых желез на теле. Люди решили эту проблему в первую очередь через увеличение числа потовых желез, таким образом увеличивая силу испарения... Это с почти полной очевидностью объясняет в то же время и то, что поверхность тела потеряла большую часть волосяного покрова" (13).
7.
Надо сказать, этой проблеме посвящена масса исследований. Среди них есть фудаментальная статья о терморегуляции тела и потере волосяного покрова гоминидами, автор которой, David Kreger, привлек множество данных по анатомии и физиологии, объяснил действие потовых желез у высших млекопитающих, осветил функцию шерсти и весь механизм теплообмена, перечислил и охарактеризовал известные гипотезы, начиная с самой неубедительной "акватической" (согласно которой гоминиды утратили шерсть, будучи полуводными животными) и кончая "гардеробной" (vestiary hipothesis), связывающей эту утрату с культурными инновациями, в том числе с огнепользованием и одеждой. Но, кажется, именно здесь исследователь, вплотную подойдя к весьма простому и логичному объяснению, прошел мимо него, поскольку разделяет убеждения о "позднем огне", в то время как все известые данные указывают на очень раннюю потерю гоминидами волосяного покрова. В итоге же из объемного обзорного исследования делается совершенно расплывчатый, по сути, риторический, вывод в том смысле, что "теория, представляющая развитие этой характеристичной данности... только в контексте уникальной человеческой эволюции и адаптации, – лишена убеждающей силы" (14).
Стоит обратить внимание: если предположение о связи между потерей волосяного покрова и освоением огня верно, притом именно в таком порядке – сначала гоминид утратил шерсть в связи с прямохождением и увеличением объема мозга (то есть начался этот процесс еще у австралопитековых), и ввиду этого потребовался обогрев нагого тела, особенно с освоением новых сред (возвышенностей, высокогорий), – тогда тем более следует допустить максимально раннее появление огнепользования, – возможно, еще до 2 млн л. н.
8.
На вопрос, что древнее: начало огнепользования или начало употребления одежды? – однозначного ответа также нет. Его и не может быть, так как неизвестно, когда, по абсолютной хронологии, это произошло. Как и в случае с утратой шерсти, возможны три предположения: одежда появилась ранее открытия огня, позже этого события или примерно синхронно. В любом случае, однако, начало искусственных сооружений (материализация "идеи дома"), зарождение огнепользования, появление древнейших прототипов одежды и потеря волосяного покрова – тесно связанные между собой причинно-следственными связями события.
Одежда, как и искусственные орудия труда, была призвана восполнить фактическую слабость ранних гоминид по сравнению с "братьями меньшими", снабженными как естественным волосяным покровом, так и лучшими органическими орудиями в виде зубов, когтей и т. д. Помимо этой тривиальной констатации, рискну на некоторые предположения по обстоятельствам появления одежды. От ночного холода можно было защититься у костра, тем более что по ночам огонь был необходим как защита от хищников. Еще лучше, если имелась пещера, под сводами которой горел прирученный огонь. Но не всегда гоминидная группа могла проводить ночь у "домашнего" огня, в естественном или искусственном укрытии; часто случались ситуации, когда ночь и холод заставали промысловиков в пути. Ведь уже в эпоху хабилисов, раннего Homo и ранних эректусов, в олдовайское время, от 2 до 1,6 млн л. н., совершались походы, в частности, за каменным сырьем, на расстояния от 5 до 20 км, которые не одолеть за один световой день, а в раннеашельскую эпоху, примерно 1,2 млн л. н., транспрортировки камня осуществлялись на расстояния до 100 км и свыше того (15).
Такие походы, по мере совершенствования природопользовательских стратегий и разрастания популяций гоминид, предпринимались и в горные местности, где холодно даже днем, но где можно было добыть больше дичи, больше растительной пищи и где были запасы ценного сырья для производства каменных орудий. Освоение таких новых ниш становилось важным фактором выживания по мере умножения численности промысловиков на единицу площади и усиления конкуренции между их группами. Таким образом, после потери волосяного покрова протожилище, огонь и одежда оказались тем связанным комплексом искусственной терморегуляции, который гоминиды вырабатывали уже не биоэволюционно, а культурным путем в процессе природопользования.
Мне кажется, что к появлению первых образцов одежды могла приводить практика сбора каменного сырья. Если охотничью добычу (пусть и добычу промышления, scavenging, – в данном случае это не принципиально) можно было, даже и на дальнее расстояние, перенести на плечах, то для транспортировки камней, а также грузов растительных кореньев, плодов, клубней требовалась тара, и, исходя из наиболее доступных, подручных материалов при занятиях охотой или промышлением трупов, промысловики должны были изготовлять нечто вроде заплечных мешков прежде всего из шкур животных. Перенося в таком мешке или суме груз по жаре, под африканским солнцем, гоминид мог сполна оценить утепляющие свойства шкуры и шерсти. Этого, возможно, было достаточно, чтобы идея тары трансформировалась в идею одежды, которая становилась все более необходимой раннему человеку по мере природопользовательского освоения новых экологических сред.
9.
Огнепользование, судя по всему, радикально изменило характер питания гоминид, что, в свою очередь, повысило кпд их организма, сделав более экономичным энергообмен. Разумеется, характер питания и состав пищи решающим образом зависят от главных отраслей природопользования, ответственных за физическое выживание и призванных обеспечивать пищей, – охоты (или промышления трупов – scavenging) и собирательства. Если прежде принято было связывать основные преимущества огнепользования, обеспечившие дальнейший, более успешный и быстрый культурный прогресс, равно как и биологическое совершенствование, с умением термически обрабатывать мясо, что принималось как аксиома, то позже появился целый ряд возражений и сомнений. Сравнительно новым, оказавшимся весьма перспективным направлением стали широкие исследования первобытной диеты в контексте культурного прогресса и биологической эволюции гоминид.
Эти, казалось бы, частные работы над вопросом, который весьма проблематичен, привели к новому прорыву в решении задач более объемлющего характера и уже выделились в целую научную отрасль. Ограничусь некоторыми характеристиками только в контексте темы – проблемой food cooking, т. е. приготовления пищи. Под этим здесь подразумевается термическая обработка добытых продуктов как животного, так и растительного происхождения. Диапазон данной темы весьма широк – от работ, направленных против степеотипов широко распространившихся ныне вегетарианства или "сыроядения", до исследований, доказывающих, что не только мясо (а в крайних вариантах – не столько мясо и даже совсем не мясо), приготовленное на огне, способствовало революционизирующим биологическим и культурным изменениям гоминид.
Человек изначально, и даже в дальней ретроспективе антропоидных предшественников, словом, никогда не был чистым вегетарианцем, а потому современное распространение вегетарианства не может быть полезным, напротив, несет вред людям, – такова основная идея, которую отстаивают во множестве публикаций антивегетарианисты. Среди них выделяется медик-диетолог и биолог Ward Nicholson серией обстоятельных работ (16). Утверждения автора, удачно использующего палеоантропологические данные, сводятся к тому, что ранние гоминиды, включая австралопитеков, были всеядными существами, и уже на ранних этапах прекрасно знали и ценили вкус мяса. При характеристике протодиеты он скептически воспринимает сведения о раннем владении огнем, но убежден, что и самые ранние гоминиды употребляли cooked food (приготовленную пищу), правда, приготовленную самой природой: известно, что хищники поедают обгорелые трупы жертв лесных пожаров. "Было бы невероятным, если бы люди, столь же наблюдательные и приспособленные создания, не захотели так же пользоваться этим диетическим "золотым дождем" от лесных пожаров, с которыми они сталкивались", – полагает он. Его выводы таковы: нарастающее употребление мяса, добываемого коллективными охотами, и обработка его, а также широкого ряда растительных продуктов, в пламени костра – навсегда определили основные диетические потребности и особенности человеческого организма (17).
10.
Ряд коренных вопросов гоминизации подняли и разработали, возбудив при этом интенсивные дискуссии, гарвардский антрополог Richard W. Wrangham с соавторами (18). При этом они уверенно заявили: использование огня для приготовления пищи может быть отнесено к возрасту около 2 млн л. – на целых 1,5 млн л. ранее, чем это считается общепризнанным. В ответ на возражения оппонентов о том, что нет столь древних свидетельств огня в виде очагов и т. п. (эти аргументы я подробно разбирал в предыдущей статье) Ричард Рэнгхэм резонно заметил, что большинство костров, которые раскладывают традиционные охотники-собиратели (на примере нынешних), – это мелкие, мимолетные сооружения, от которых трудно ожидать, чтобы они оставили прочный след в "миллионолетней летописи" (19).
Свое же утверждение о раннем огнепользовании он обосновывает суммой косвенных, но убедительных аргументов, которые трудно оспорить. Так, умение готовить пищу на огне хорошо объясняет широкий набор специфически гоминидных черт – большой мозг, мелкие зубы, грацилизацию черепа и челюстей, а также исчезновение сагиттального гребня у раннего Homo по сравнению с поздними австралопитеками, постепенное снижение полового диморфизма, тенденцию образования брачных пар и сохранения партнерских отношений между мужскими и женскими особями дольше (ввиду удлинения периода детства в потомстве), чем у приматов.
Логика этих рассуждений требует пояснений. Существам, которые готовят пищу с помощью термической обработки, уже не требуются такие крупные зубы, массивные челюсти и мощные жевательные мышцы (и, соответственно, сагиттальный гребень, к которому они крепятся). Приготовление пищи на костре взяло на себя существенную часть функций не только жевательного аппарата, но и пищеварительной системы, которая, соответственно, стала более компактной и уже не требовала прежних энергозатрат. Это преимущество – вкупе с неизмеримо большей калорийностью приготовленной пищи по сравнению с сырой – послужило ускорению в развитии мозга, который ввиду увеличившегося и продолжавшего увеличиваться объема требовал колоссального энергетического питания. Иными словами, приготовление пищи на огне привело к совершенствованию всего организма, повышению его энергетического, метаболического кпд в пользу прогрессивного развития умственных способностей. Что касается социальной организации, то логичны соответствующие рассуждения, далеко не новые – в описанных условиях сформировались первичная семья и первобытная община.
11.
Принципиально важно отметить, что все эти сдвиги не могли произойти 500 или 250-200 тыс. л. н., когда якобы только и появляются бесспорные следы "контролируемого огня", т. е. регулярного огнепользования, как продолжают утверждать оппоненты, – в эти периоды нет ни малейших подтверждений перечисленных революционных изменений. Напротив, все они произошли, подчеркивает Р. Рэнгхэм, около 1,9 млн л. н., при формировании рода Homo. Таким образом, он считает возможной развитую практику огнепользования в столь древний период.
Но и это, возможно, еще не предельная древность. Просто, называя эту дату, автор руководствуется данными анатомических исследований и датировками широко известных окаменелых образцов. "Первым Homo" поныне называют либо вид H. ergaster, собственно, африканскую разновидность прежнего питекантропа, переименованного в Homo erectus, либо почти синхронный ему, но не всеми признаваемый вид Homo rudolfensis. Обе формы известны в ископаемых находках, возраст которых не превышает, даже по оптимистическим расчетам, 1,9-2,0 млн л. "Самые ранние точно определенные образцы Homo, называемого "ранний африканский" Homo erectus, возможно, относятся примерно к 1,7-1,9 млн л. н.", – заключается в одной из современных антропологических статей (20). Все прежние сенсационные датировки образцов раннего Homo, приближающиеся и даже превышающие 3,0 млн лет, давно отвергнуты.
Но в 1996 г. стало известно об открытии весьма древнего гоминида, возрастом 2,33 млн л., причем впервые – в ассоциации с каменными орудиями. К сожалению, кости настолько скудны (нашли лишь верхнюю челюсть), что это не позволило определить таксон, и находку документировали как ранний образец рода Homo без определения вида (21). И все-таки это Homo, и если возвратиться к рассуждениям Р. Рэнгхэма, можно распространить его выводы на более древний период, т. к. находка 1996 г. свидетельствует о том, что род Homo зародился существенно ранее 1,9-2,0 млн л. н. Главное же то, что автор убедительно объясняет: присущие роду Homo черты стали возможными благодаря освоению огня и приготовлению пищи.
Как трактуют Р. Рэнгхэм и его соавторы, начав готовить пищу на огне, человек получил множество преимуществ. Пища стала более удобоваримой и намного более калорийной: термическая обработка разрушает клеточные оболочки, высвобождает питательное содержимое – длинные и прочные цепи белков и углеводов превращаются в простые, легко усваиваемые сахара и пептиды. Мало того, термический процесс избавляет пищу как от собственных растительных или животных токсинов, так и от размножающихся на продовольственном сырье патогенных микроорганизмов. Наконец, приготовление предотвращает быструю порчу добытой пищи и позволяет запасать ее впрок.
При всей убедительности этой разработки, нашлось немало возражений (22). Помимо традиционного отрицания "раннего огня", оппоненты ударили по наиболее слабому месту рассуждений: в своей гипотезе Р. Рэнгхэм придал гипертрофированное значение приготовлению ранними гоминидами клубней и корнеплодов, противопоставив растительный белок животному. Не мясо, считает он, а растительная пища, должным образом обработанная на огне, способствовала перечисленным революционным преобразованиям в организме и культуре раннепервобытных людей. Возможно, на этот вывод повлияло распространенное сегодня отрицание ключевой роли охоты в эволюции ранних гоминид с заменой ее на разыскивание падали (scavenging).
Однако это слабое место обнаруживает и сильный аспект: как уже сказано, Р. Рэнгхэм убедительно обосновал быстрые изменения в анатомии, умственных способностях, орудийной технологии и социальной организации гоминид тем, что они перешли именно к приготовлению пищи на огне, а не просто к употреблению мяса (сырого), как считалось; он резонно отмечает, что мясо, через scavenging, было доступно и австралопитекам не в меньшей мере, чем раннему Homo, однако это не вызвало ничего подобного столь быстрой анатомической динамике.
Но уместен вопрос: стоит ли противопоставлять мясное питание приготовлению на огне растительной пищи – при том, что употребление мяса ранними гоминидами, включая австралопитеков, автор не отрицает? Можно ли представить, что, открыв полезный для себя способ термической обработки клубней и корнеплодов, люди этой диетой и ограничились? Едва ли они стали бы, готовя на огне растительную пищу, вместе с тем питаться только сырым мясом – ведь ясно же, что вкус плоти, обожженной стихийными пожарами, был им знаком? Вполне очевидно, что cooked food изначально была любой едой, приготовленной на огне, – и растительного, и животного происхождения.
12.
Близок по взглядам Р. Рэнгхэму и его коллегам William R. Leonard, известный исследованиями палеодиеты, экологических аспектов развития и энергетики гоминид. В статье, занявшей существенную часть очередного номера журнала "Scientific American" под выразительным заголовком "Питание для мышления", он поддержал ряд положений Р. Рэнгхэма с соавторами и, в частности, отдал должное рассуждениям о роли огня в улучшении диеты: "Они показали, что приготовление пищи не только делает растительную пищу мягче и легче для жевания, но и существенно повышает ее полезное энергетическое содержание... Кроме того, прибавка калорий позволила эректусу вести охоту – энергетически более емкое занятие – более систематически. С точки зрения энергетики это логически достаточная линия рассуждений". Но У. Р. Леонард скептичен по отношению к раннему огню и, отмечая свидетельства из Кооби Фора (1,6 млн л. н.) и Чесованджи (1,4 млн л. н.), он, однако, в собственных выкладках к "огневым аргументам" не прибегает (23).
Автор привел целую систему сложных расчетов, показывающих, что возросший мозг гоминид нуждался в намного больших энергозатратах по сравнению с другими млекопитающими, а это, в свою очередь, требовало повышения энергетики питания: "Среди всех приматов виды с более крупным мозгом питаются более богатой пищей, и люди – крайний пример такой корелляции, отличающийся наибольшим относительным размером мозга и самой изощренной диетой". По привлеченным им данным, 3,5 унции мяса дают организму свыше 200 калорий, тот же вес плодов – 50-100 калорий, а соответствующая порция листвы – лишь 10-20 калорий. Таким образом, естественная логика эволюции толкала гоминид к активному совершенствованию питания. Весьма убедительна трактовка диалектической связи между нарастанием массы мозга и усложнением различных аспектов поведения, при положительной обратной связи: "...Диета и увеличение мозга, возможно, взаимодействовали синергически: более крупный мозг вел к более сложному социальному поведению, которое вело к дальнейшим рубежам в тактике добычи пищи и улучшало диету, что в свою очередь дополнительно способствовало эволюции мозга" (24).
13.
Охота (и/или промышление, scavenging), собирательство и применение огня (наряду со сбором камня и орудийной технологией) были важнейшими природопользовательскими отраслями гоминид с момента очеловеченья и длительную историческую эпоху далее. Но генеральным направлением, а лучше сказать, решающим способом природопользования, его началом начал – выступало освоение пространства.
Утверждается, что именно овладение огнем позволило первобытному человеку выйти за пределы Африки и освоить новые регионы, в том числе с суровым климатом. Но, во-первых, это по сей день ничем не доказано, а в свете современных знаний может оказаться, что было совсем не так; а во-вторых, при этом, как правило, имеются в виду довольно поздние этапы. На самом деле уверенно можно предполагать лишь то, что освоение тех или иных экологических ниш и сред, расширение освоенных ареалов, освоение новых и, таким образом, раздвижение границ ойкумены – не только определенным образом формировало поведение человека как биологического таксона, всемерно содействовало социализации раннепервобытных популяций, формированию в них протообщин, но и давало новые и новые возможности для развития жизнеобеспечения, совершенствования всех отраслей природопользования. Считается, что существенно новой поведенческой чертой первобытного землепроходца стала способность быстрой адаптации к меняющимся средам. Какую функцию при этом играл огонь и на каком этапе, – узловая проблема. Мне представляется, что она не только не решена и не рассмотрена, но и должным образом не обозначена.
Согласно господствующей точке зрения, древнейшие гоминиды сформировались в Африке и затем распространились на другие континенты – уже на стадии рода Homo. До сих пор можно с удивлением узнать из учебников, монографий, лекционных разработок и статей в Интернете, в том числе датированных XXI веком, что "выход из Африки" имел место около 1,0 или 1,5 млн л. н., и совершил его Homo erectus. "...Едва появившись (Нариокотоме III, Кения, 1,6 млн л. н.), человек прямоходящий стремительно распространился за пределы Африки, что напоминает демографический взрыв", – утверждается в современной философской работе (25). Таких "взрывных" и "стремительных" сценариев в науке о древних гоминидах немало. Правда, все чаще делаются поправки на новые находки весьма ранних окаменелостей гоминид или артефактов в Азии и Европе, в связи с чем "выход из Африки" неуклонно удревляется – до 1,5 млн л. н., до 2 млн и т. д. Но чем древнее обнаруживаются находки (костей или артефактов) – в Юго-Восточной Азии, в Китае, на Индостане, на Ближнем Востоке, в Грузии и Южной Европе, – тем больше сомнений относительно этих ретроспективных передвижек. Ибо нельзя их делать бесконечно без фатального ущерба для всей концепции.
В принципе, выход групп рода Homo за пределы африканской прародины концептуально обусловлен "климатическим толчком". Начало гипотетической одиссеи ранних гоминид жестко связано с определенными экологическими изменениями – похолоданием и иссушением климата в конце плиоцена – начале плейстоцена и этими вехами во времени, стало быть, ограничен. При всей спорности конкретных датировок, касающихся начала климатических изменений и их апогея, когда новые неблагоприятные условия якобы стали выталкивать из Африки популяции копытных, а с ними и гоминид, – этот процесс укладывается во вполне определенные хронологические рамки – рубеж в 2 млн л. н. или несколько ранее. Так, Larick & Ciochon в работе, которую я ниже цитирую, время 2,5-1,8 млн л. н. характеризуют как период окончания критического плиоценового похолодания и начала климатической стабильности. Эта трактовка типична. Однако представляется неясным и не вполне логичным, почему, пережив в Африке самую критическую климатическую фазу, гоминиды должны были затем покинуть свою "прародину". Что их вытолкнуло, если худшее было уже позади?
14.
Упомянутую одиссею все сложнее (а может, даже невозможно) увязывать с новыми ископаемыми находками. В частности, уже трудно представить первый "выход из Африки" не только на стадии Homo erectus, что по-прежнему прописано в ряде работ, но и, в соответствии с новейшими поправками, на стадии раннего Homo. Пересмотр датировок индонезийских питекантропов, чья древность оказалась достигающей 1,8 млн л. н. (26), находки окаменелостей чрезвычайно примитивных гоминид в Грузии возрастом 1,7-1,8 млн л. (стадии хабилисов или переходной формы от хабилисов к ранним эректусам), следы человеческой культуры древностью значительно более 2 млн л. н. в Пакистане, на Пиренейском полуострове (27), а в Греции, например, и свыше 3 млн (28), наконец, орудия и кости целой ветви гоминид в Китае, истоки которой уходят далеко за 2-миллионный рубеж, – все это неумолимо рушит фундаментальную концепцию моноцентризма.
"Текущие свидетельства позволяют предполагать, что примерно 3,0-2,4 млн л. н. сравнительно прохладный, сухой климат тропической Африки создавал бросающие вызов новые условия для обитавших в лесной местности автралопитеков, – писали Р. Ларик и Р. Л. Сиочон в 1996 г. – Теоретически, более прохладный климат превращал некоторые пространства лесной местности в форму новых, открытых обитаний. Примерно в это время возник самый ранний Homo – приблизительно между 2,5 и 2,0 млн л. н. – и начал эксплуатировать новые местообитания как довольно агрессивный всеядный scavenger". В более поздних работах дается существенно иная хронология. Так, по М. Л. Бутовской, в период 4,4-2,8 млн л. н. в Африке был климат не то что не сухой, но даже повышенной влажности, а аридизация началась лишь 2,5 млн л. н. (29). Но сути концепции это не меняет.
Далее авторы выстраивают, с опорой на сумму данных, в том числе о миграциях копытных и хищников того периода, стройный сценарий выхода раннего Homo из Африки и маршрут его следования вплоть до Юго-Восточной и Восточной Азии. Они рисуют дело так, что, едва возникнув, эти ранние гоминиды быстро одолели чудовищные расстояния от стартовой точки до финишной. Иначе не получается: Ларик и Сиочон уже знали о находках гоминидных окаменелостей в Китае возрастом около 2 млн л. Это не мог быть ни Homo erectus из старых работ, ни Homo ergaster, живший после 1,9 млн л. н. Единственным, по их рассуждениям, претендентом на роль первого мигранта оставался Homo rudolfensis, который, чисто предположительно, мог существовать ранее 2 млн л. н. Но и ему для этой роли нужно было быть прямо-таки скороходом-супермарафонцем. Вскоре время и дальнейший научный процесс внесли жесткую поправку и в этот сценарий. По недавним зарубежным сообщениям, речь уже идет о древности китайских гоминид – по крайней мере на трех местонахождениях – порядка 2,2 и 2,4-2,5 млн л. н. (30).
Таким образом, для сохранения и какой-либо модернизации "Выхода из Африки" уже не остается места. Вернее, времени. Пока европейские моноцентристы гадали, когда, кто и при каких обстоятельствах впервые покинул африканскую "колыбель", китайские ученые выявили, описали и материально документировали целую эволюционную линию, начиная с 14 млн л. н. и вплоть до современности, в которой предковая роль отведена рамапитековым, сохраняющимся вплоть до 4 млн л. н., и в которой, кажется, отсутствуют австралопитековые, а отсчет Homo (Yuanmou Man и Wushan Man) идет с 2,5 млн л. н. – существенно ранее первых африканских Homo (31). Так можно ли теперь представлять, как продолжают многие авторы, что, покинув Африку 2 млн л. н., ранний Homo в это же время или чуть-чуть позже, а тем более раньше, очутился на Дальнем Востоке? А еще раньше покинуть Африку наш гипотетический скиталец не мог – по той же хорошо разработанной с опорой на экологические факторы концепции. У него на это не было причин, ибо 2,5 млн н., по одним данным, аридизация африканского климата только началась, по другим – уже заканчивалась и начиналась климатическая стабилизация.
Вообще создается впечатление, что драматизм климатических изменений в упомянутый период сильно преувеличен, и преувеличен, скорее всего, из-за отсутствия других должных объяснений искусственно сконструированного "выхода из Африки". Поясню, почему я так думаю. Все палеоэкологические и палеогеографические исследования сходятся на том, что в ряду глобальных похолоданий, – начиная с додунайской эпохи и затем на протяжении эпох Дунай, Гюнц, Миндель и т. д. – их сила нарастала от ранних к поздним. Это во-первых. Во-вторых, что тоже общепризнанно, даже во времена жесточайших оледенений климат в Африке изменялся не катастрофически и, во всяком случае, экологические условия на континенте оставались наиболее благоприятными по сравнению со смежными более северными регионами. Таким образом, представляется совершенно неубедительной концепция массового и быстрого вытеснения популяций млекопитающих, в частности, крупных копытных, и якобы следовавших за ними гоминидных групп, из наиболее благоприятных обитаний – в любой самый неблагоприятный момент праистории – в менее благоприятные. Спрашивается: в силу каких экологических или иных причин это должно было происходить? Скорее упомянутые популяции и группы были обречены на адаптацию к меняющейся африканской экологии либо на вымирание.
Словом, очень похоже, что эпохального, исторического и судьбоносного для нас, современных гоминид, выхода из Африки не было. Во всяком случае, остро необходима новая, соответствующая современным данным, концепция о передвижениях раннепервобытных людей по ойкумене, о покорении человеком пространства на древнейших этапах.
15.
Углубляться в эту обширнейшую и весьма спорную тематику рискованно: неизбежно придется затронуть не только доисторические аспекты природопользования и теорию миграций, но и сложнейшие эволюционные споры. И очень непросто при этом не упустить из виду главное для нашей темы – огонь; между тем приходится читать привычные размышления о "покорении мира" первобытным человеком с пылающим факелом в руке...
Начну с напоминания о том, что остатки прегоминид или гоминид стадии рамапитековых возрастом от 16 млн л. до 10-8 млн л. и даже моложе – обнаружены в самых разных точках: в Индии и Китае, Африке и Европе. Поэтому, хотя "выход из Африки", бесспорно, имел место, и не раз, как утверждают некоторые мултирегионалисты, – однако очень похоже, что наряду с Африкой имелись и другие очаги гоминизации с соответствующими "выходами" из них. В свое время, возражая на доводы моноцентристов, подчеркивавших сходство восточноазиатских и африканских архантропов, советский антрополог В. В. Бунак допускал: "Не менее вероятно, что эволюция протекала, хотя и неодновременно, сходным образом в разных гоминидных группах, и отмеченное авторами сходство возникло вследствие параллельного развития, начиная с эпохи рамапитеков" (32). Это не просто мултирегионализм, а его крайняя позиция: обычно мултирегионалисты не отрицают Африку как всеобщую "колыбель" человечества и центр "исхода", а лишь утверждают, что современное человечество – результат смешения в разных частях света архаического Homo sapiens с другими популяциями гоминид. Которые в свое время тоже вышли из африканской "колыбели". Но, по-моему, старая точка зрения В.В. Бунака – это новое указание на истину.
D. A. Elter не случайно заметил однажды: рамапитеков потому и развенчали, что они не вписались в схему, ибо "Ramapithecus появился слишком рано, чтобы быть прямым человеческим предшественником". Рамапитековые были помещены в боковую ветвь антропоидов, не имеющую отношения к предковым гоминидным формам. Но в 1987 г. китайские ученые ввели в классификацию как прямого человеческого предка вид Lufengpithecus (или Ramapithecus) lufengensis возрастом около 7-8 млн л. (33). Затем в Африке был обнаружен еще один рамапитековый таксон – Equatorius (KNM-TN 28860) возрастом 15 млн л., что при сравнении с другими находками привело к новым спорам, потребовав очередного пересмотра таксономии и всего взгляда на рамапитековых (34). При том, что в обширном хронологическом диапазоне – от 14-15 млн лет и ранее до 8 млн лет и позже – рамапитековые обитали на не менее обширных пространствах Африки, Европы и Азии, кажется совершенно логичным, что гоминидные линии зарождались из прегоминидных форм в разных частях Старого Света еще в ту древнейшую эпоху.
Аргументы о вымирании всех других линий, за исключением рода Homo (а затем и о вымирании всех видов этого рода, кроме H. sapiens sapiens), на чем основывается весь современный западный (да и наш отечественный) моноцентризм (гипотезы "Our of Africa", "Replacement", "Mitohondrial Eve" и т. д.), – тоже, на мой взгляд, "работают" все хуже и хуже. Это звучит как какой-то долгоиграющий похоронный марш. Совершенно невероятна столь уникально-трагическая судьба нашего рода на фоне завидного родового и видового разнообразия других биологических существ. Конечно, вымирания множества гоминидных популяций не однажды бывали, но почему эта роковая тенденция в теории приобрела глобально-тотальный характер? Внятного ответа я не нахожу.
16.
С некоторых пор простая эволюционная картина происхождения человека стала самым драматическим образом усложняться. В 1970-х гг., после открытия африканских хабилисов, взамен прежних линейных схем, вернее, прямой цепи из звеньев-стадий одного-единственного "ствола" на гоминидном древе, появились различные гипотезы и графики так называемой адаптивной радиации (расхождения линий). "Ствол" стал ветвистым, а затем вовсе исчез – разветвления, по современным воззрениям, начинаются от самого корня, как у "куста". Однако появился уже, хотя еще не пробил себе дорогу среди иных научных концепций, новый, весьма здравый взгляд, усматривающий в эволюционных процессах не только расхождения, но и слияния (так называемая ретикулярная или сетевидная эволюция). Он превращает гоминизацию, а вслед за ней и сапиентацию в сложнейшее кружево многократных метисаций. И с этой точки зрения термины "вымирание" и "вытеснение" одним, более прогресивным видом другого или других выглядят некорректными и не отвечающими реальной картине.
Так вот, как мне представляется, пресловутые миграции, посредством которых первобытные люди осваивали пространство, на самом деле не были какими-то направленными потоками, линейными маршрутами, скажем, из Восточной Африки через Ближний Восток на Кавказ, через юг Аравийского полуострова на субконтинент Индостан и оттуда на север, в Китай и на юг, в пределы Индонезии, тогда соединенной с материком Азией, и т. п., как рисуют Larick & Ciochon. Видимо, освоение пространства происходило из нескольких или множества точек-центров в виде "расползания" во все стороны избыточных, делящихся гоминидных групп, которые постепенно занимали все пригодные регионы и локусы в них, при этом многократно встречаясь и, соответственно, скрещиваясь и обмениваясь культурными достижениями. Возможно, частыми причинами перемещений были поиски брачных союзов или побеги от враждебных, сопернических групп. Но главной сутью было естественное расселение, присущиее большинству биологических видов.
Таким образом, миграции, собственно, не были миграциями как таковыми, и именно поэтому распространение гоминид по планете не могло быть сколь-нибудь быстрым. Первобытные "скитальцы" не кочевали, просто часть потомков "отпочковывалась" от предковой общности (протообщины, праплемени) и поселялась в определенном отдалении. О расстоянии этого отдаления сказать что-либо даже теоретически очень сложно: оно должно было зависеть от численности "материнской группы" и "отпочковавшейся" части, плотности населения в данном регионе, экологической емкости ландшафта, возможностей промыслов и в целом жизнеобеспечения, а также от исследовательско-поисковых потребностей древних гоминид, проще говоря, от их любопытства и “охоты к перемене мест”. В любых таких случаях история с "отпочкованием" повторялась при очередном "демографическом перенасыщении", а оно не могло наступить ни через годы, ни через десятилетия, учитывая немногочисленность и медленные темпы воспроизводства ранних гоминид.
Это не были потоки целых популяций и тем более всего вида, будь то ранний Homo, эректус, неандер или сапиенс, подобные происходившим в позднеантичной и раннесредневековой истории "переселениям народов"; происходили рутинные инфильтрации протообщин или их осколков. Поэтому для преодоления такой "дистанции огромного размера", как расстояние, скажем, от африканской Рифтовой долины до Индо-Китая, Индонезии и Китая, надо полагать, требовались не одно-два, а многие и многие сотни тысячелетий.
То соображение, что гоминидные группы не просто устремлялись вперед по какому-то предопределенному маршруту, а шли вслед за миграциями копытных, покидавших Африку из-за климатических изменений там, – не меняет сути: копытные тоже не могли распространяться ни линейно-направленно, так сказать, предзаданно, ни тем более стремительно – это ведь не был процесс, начавшийся в некий катастрофический момент и нараставший, как лавина. Климатические изменения в Африке, – как уже отмечено, достаточно слабые, – накапливались в течение тысячелетий, десятков или сотен тысяч лет. Следовательно, весьма и весьма постепенно превращаясь в избыточные, ввиду сокращения кормовой базы, стада отнюдь не бросались в паническое бегство out of Africa, а медленно смещались от центра к периферии. И поскольку при этом они вытеснялись не в лучшие климатические зоны, а в худшие и им непривычные, – и животные, и гоминиды должны были всячески сопротивляться этому року, с трудом адаптируясь к новым реалиям.
17.
При всех этих "расползаниях" и инфильтрациях гоминид длительное время между первичными "центрами" и "колониями" должна была сохраняться генетическая связь, затем она, вероятно, не раз временно прерывалась, а позднее новые волны "расползания" вновь восстанавливали ее. Таким образом, неуклонно расширяющееся пространство заселенной гоминидами территории (ойкумены) в течение всей эволюционной истории представляло собой единый генетический "котел". Это не значит, однако, что гоминиды позднего плиоцена и раннего плейстоцена, а также более поздних периодов представляли собой единый вид. Биологам широко известны полноценные межвидовые скрещивания, в том числе и скрещивания между представителями видов, относящихся к разным родам. Но только сетевидная эволюция могла привести в конечном итоге к превращению человечества в исключительно полиморфный таксон – Homo sapiens (sapiens), внутри которого, при всех колоссальных различиях между расами, имеет место абсолютно свободное и полноценное скрещивание "всех со всеми". Если бы происходили "вымирания", "вытеснения" и "замещения" (то есть уничтожение одними видами других без скрещивания, метисации), тогда результатом должна была стать куда более однородная глобальная популяция без столь разительных расовых различий. И, кроме того, весьма вероятным было бы сохранение где-то на глубочайшей периферии популяций-изолятов иных гоминидных видов, чье скрещивание с людьми современного типа оказалось бы невозможным. Но таких популяций нет.
Такова, вкратце, суть мултирегионализма, как я его понимаю и принимаю. Вот одно из современных определений: "Мултирегиональная модель трактует палеонтологические свидетельства как доказательство постепенной эволюции современных людей за период 1-2 млн л. Не могло быть никаких резких хронологических скачков в этом эволюционном процессе, а самое важное то, что локальные признаки, обнаруживаемые в ныне живущих популяциях, возникли в далеком прошлом, современные же характеристики надстраивались над ними. Другими словами, эволюция современных людей должна была происходить в географически обширной зоне среди множества географически адаптированных архаических популяций. Ключевой механизм этой модели – непрерывный поток генов во всем мире в течение плейстоцена, охватывавший популяцию гоминид как единое целое. Этот гомогенизированный поток генов должен был происходить в сбалансированном равновесии с локальным выборочным давлением, которое допускало образование и поддержание определенной морфологии" (34а).
На основании комплекса данных, полученных в ходе весьма широких исследований мт-ДНК по 10 позициям, в частности, анализа Y-хромосом, антрополог-мултирегионалист Alan Templeton пришел к выводу, что, помимо распространения из Африки людей современного типа (по меньшей мере дважды), были и предыдущие "выходы". И при этом на протяжении огромного эволюционного периода "повсеместность генетического обмена между человеческими популяциями, как в смысле вновь и вновь возобновляющегося потока генов ("reccurrent gene flow"), скованного географическими расстояниями, так и ввиду масштабных популяционных экспансий, приводила в результате к интербридингу, а не к замещению" (35).
18.
Возвращаясь, наконец, к теме, отмечу, что генетическое единство, при наличии относительных барьеров, предполагало и определенное культурное единство. Это, думается, вполне понятно. Но оно не было полным и абсолютным; на примерах различных орудийных технологий ясно, что и в культурах существовали относительная самостоятельность и долговременные изоляции. А как в таком случае обстояло дело с огнепользованием? На сегодняшний день известно несколько взаимоудаленных зон "раннего огня" древнее 1 млн л. н. В Восточной Африке это – Chesowanja и Koobi Fora, в Южной Африке – Swartkrans и, возможно, Makapansgat (36), в Китае – Yuanmou, Xihoudu, Gongwangling (37). Есть также бесспорные свидетельства о начале огнепользования задолго до 1 млн л. н. в пещере Азых (Азербайджан) и уже признанные следы огня в пещере Петралона (Греция) возрастом около или свыше 1 млн (38).
Отсюда неизбежен вопрос: огонь в Греции, Азербайджане и Китае появился в результате миграции туда гоминид, которые освоили его в Африке, или это местные инновации? Очевидно, что ответ прямо зависит от разрешения дилеммы моно- или полицентризма (в западной терминологии – replacement или multiregionalism), а также от правильной научной картины, изображающей миграции гоминид. Законна и такая постановка вопроса: помогал ли огонь древнейшим гоминидам осваивать пространства Старого Света, или они прибывали туда, еще не знакомые с огнепользованием?
По логике, охота с преследованием мигрирующих из Африки копытных, равно как и собирательство, освоение горных местностей с довольно холодным климатом, да и все вообразимые обстоятельства столь географически масштабного перемещения в пространстве – требуют допустить, что начал расширять границы ойкумены человек, не только вооруженный огнем, но и умеющий его искусственно добывать. Но, с другой стороны, таких древних свидетельств огнепользования (свыше 2 млн л. н.) нет, а кроме того, находки, например, в Дманиси заставляют предполагать, что человек покинул Африку еще на стадии Homo habilis или переходной к Homo ergaster; хабилис же, как считается, был не представителем рода Homo, а поздним австралопитеком (Australopithecus habilis). Наконец, если исходить из того, что освоение Старого Света шло из многих точек еще с эпохи рамапитековых, можно прийти к выводу о множественности первичных очагов "раннего огня". Когда? Абсолютные даты, хотя они и не определяют предельную давность, однако дают представление об эпохе. А стадиальное время? Учитывая следы огня, найденные вместе с окаменелыми остатками Australopithecus boisei и Australopithecus robustus в Африке, похоже, что огнем владел не только Homo. Разумеется, наука остро нуждается в новых свидетельствах и открытиях, которые возможны даже и на старых местонахождениях, если провести на них целенаправленный поиск "огненных улик".
19.
Даже и при крайней спорности вопроса, какая концепция ближе к истине – моноцентризм или полицентризм, все же следует признать: в Африке, как не раз отмечалось исследователями, создались наиболее благоприятные условия для сохранности, обнаружения и изучения наидревнейших остатков, по которым реконструируются истоки человечества. Поэтому африканская праистория – это, можно сказать, образцово-показательная сцена, декорации которой отображают то, как могло происходить дело в различных центрах гоминизации.
По предположениям, около 2,7 млн л. н. начало глобальных изменений климата привело к появлению Homo). Принципиальная новизна его адаптации и поведения состояла в активном развитии каменно-орудийной культуры, что, как я полагаю, привело к началам культуры огня, без которой, возможно, не развились бы должным образом "культура дома" и вся присущая людям социальность. Хотя зачатки орудийной деятельности уходят в эпоху более древних гоминид – австралопитековых и даже рамапитековых, обнаруживаются и у приматов (как ископаемых, так и современных) – без появления архантропов, принявших эту эстафету, орудия остались бы лишь частным случаем в поведенческо-адаптационных моделях среди близких человеку таксонов.
Что же касается огня, то, как я уже писал, огнепользование для дочеловеческих форм непредставимо. Тем не менее есть довольно выразительные свидетельства того, что огнем владели и некоторые популяции австралопитековых. Если так, значит, очеловеченье состоялось еще до появления рода Homo, однако и при этом, вероятнее всего, благодаря тому, что культура "управляемого огня" была позаимствована австралопитековыми у его современника-Homo в ходе культурного обмена, как было, вероятно, и с заимствованием более развитой культуры каменных орудий.
В этих скрещиваниях и заимствованиях не только нет ничего невероятного, – как представляется, по-другому и быть не могло. Н. Яблонски (40) и ряд более ранних авторов отмечают совместное – во времени и пространстве – существование нескольких гоминидных форм в период 4-2,5 млн л. н., которые, судя по множеству данных, вели мало отличающиеся один от другого образы жизни. При том, что австралопитековых часто относят к растительноядным существам, а род Homo – к плотоядным, современные исследования убеждают, что и те, и другие были всеядными: растительноядность австралопитеков преувеличена так же, как употребление мяса ранним Homo. В целом это означает: разные виды эксплуатировали, по сути, одну и ту же экологическую нишу, что как будто бы нарушает известные экологические правила. Но такое сосуществование разных видов представляется вполне возможным, если допустить, что эта коэволюция происходила на основе не конкуренции, а более или менее солидарного взаимодействия, биологического и культурного синтеза.
Если представить, что взаимополезные контакты разных видов гоминид действительно были, неизбежным представляется и интербридинг. Его следы очень явственно отпечатаны в анатомических чертах многих гоминидных форм, что и порождает массу споров по поводу таксономических определений и иерархии в эволюционном "древе". Так, D. Kreger (41) отмечает, что Australopithecus boisei обладает многими чертами, сближающими его и с Australopithecus africanus, и с Australopithecus aethiopicus, и одновременно допускает, что он может иметь отношение к раннему Homo. Собственно, эта мозаичность признаков, смешение разных, в том числе стадиально разных черт, отмечается в описаниях многих форм – таких ранних, как Orrorin tugenensis, Sahelanthropus tchadensis и Kenyanthropus platiops, а также более поздних, например, Australopithecus garhi, в котором порой видят чуть ли не "переходное звено" к роду Homo, забывая при этом, что гархи, в сущности, синхронен ранним формам этого таксона (42).
Вполне очевидно, что эволюция человека, и не только на тех ранних этапах, имела не один лишь "вертикальный", а наряду с ним и "горизонтальный", многократно "перекрещивающийся" характер, и рядом с "предками" и "потомками" на ее сцене действовали братья, кузены, дядюшки и т. п. родственники. Другой явной ее чертой представляется крайняя неравномерность, объясняющая сосуществование во времени и пространстве "предков" и "потомков", – австралопитековых, ранних форм Homo, а позднее эректусов и неандерталоидов с ранними сапиенсами. Сложное и запутанное "кружево" ретикулярной эволюции безупречно объясняет не только многообразие форм гоминид, не укладывающееся ни в одну схему "линейной", "вертикальной" таксономии, с массой спорных, "переходных" и смешанных физических черт, но и сходные поведенческие и адаптационные модели у разных видов с наличием одних и тех же орудий, форм природопользования и других культурных реалий в начальную эпоху – у австралопитеков и раннего Homo, позже – у эректусов и неандерталоидов, еще позже – у неандертальцев и неоантропов.
Все эти палеоантропологические предположения, при всей их спорности, могут подвести к обозначению, хотя бы условному, приблизительной даты "первого огня". Хотя прямых свидетельств ранее 1,4-1,6 млн л. н. нет, да и относящиеся к этому периоду следы вызывают энергичные возражения, есть очень сильный косвенный аргумент. Как пишет уже цитировавшийся W. R. Leonard, окаменелости ясно показывают, что все австралопитековые имели скелетные и зубные системы, созданные для добывания и усвоения жесткой, низкокачественной растительной пищи. По мере ужесточения климатических условий они эволюционировали все более именно в эту сторону, что показывают поздние, массивные формы автралопитеков – обширная лицевая часть, тяжелые челюсти, мощный сагиттальный гребень для крепления жевательных мышц и огромные коренные зубы. Картина меняется с появлением Homo, который, как предполагают, произошел от грацильных австралопитеков. Даже ранний Homo имел заметно более тонкие кости, куда менее крупные зубы, не имел сагиттального валика, но зато был заметно выше ростом и, видимо, более подвижен (43).
Одним лишь переходом к мясной диете это не объяснить, тем более, что мяса не чуждались и австралопитеки, особенно грацильные, например, Australopithecus africanus, развивший целую технологию костезубороговых орудий и охотившийся, в частности, на павианов (44). Кроме того, расчеты исследователей показывают, что даже при условии активной охоты мясо не могло занимать существенную часть в диете ранних гоминид. Но владение огнем и его применение для приготовления пищи, как мясной, так и растительной, ставят все на свои места. Таким образом, скорее всего, "огненный старт" – в смысле регулярного огнепользования – может быть привязан к появлению рода Homo, хотя, как уже говорилось, не исключено, что с огнем были знакомы и некоторые группы австралопитеков (A. africanus и A. robustus в Южной Африке, A. boisei в Кооби Фора).
* * *
Теоретически не вызывает сомнений, что освоение огня активно стимулировало не только эволюционный прогресс, развитие природопользования и материальной культуры, но и складывание чисто людской социальности с ее "идеей дома", нуклеарными семьями и развитием солидарности в гоминидных группах. Логично убеждение, что само человеческое жилище, а с ним и поселение, были бы невозможны без огня (45), который приобретает, таким образом, две едва ли не важнейшие функции – социальную и духовную. Огонь в виде постоянного костра на первобытной стоянке подводит черту под длительным процессом Перехода (не имевшим ничего общего со "скачком"), за которой мы видим уже истинного человека. Отсюда – необходимость исследования этого поворотного момента и, в частности, связи огнепользования с социальностью и духовностью древнейших людей.
СНОСКИ
1. Leakey Meave, Walker Alan. Early hominid fossils from Africa. – Scientific American, special edition, Summer 2003 – www.
2. См. Sarich V. M., Wilson A. C. Immunological time scale for hominid evolutiom. – Science, 1967, vol. 138, pp. 1200-1203; Cann R. L., Stoneking M., Wilson A. C. Mitohondrial DNA and human evolution. – Nature, 1987, vol. 325, pp. 31-36; Иди М. Недостающее звено. М., 1977, с. 136; Krings M., Stone A., Schmitz R. W., Krainikski H., Stoneking M., Paabo S. Neanderthal DNA sequences and the origin of modern humans. – Cell, 1997, No. 90; Wong K. Is Out of Africa going out of the door? – Scientific American, 1999, August 19. – www; idem. The modern human origins morass: Recent studies support a controversal theory of human evolution. – Scientific American, 2001, January 29. – www; Haile-Selassie Y., Suwa J., White T. The earliest hominids – is less more? – Science, 2004, vol. 303, pp. 1478-1480 – www.
3. Poulianos A., Poulianos N. Pliocene elephant hunters in Greece. – Anthropos, 1980, No. 7, pp. 108-127; Гладилин В. Н., Ситливый В. И. Ашель Центральной Европы. Киев, 1990, с. 103-104.
4. Leakey L. S. B. Bone smashing by late Miocene hominidae. – Nature, 1967, vol. 218, No. 5141, pp. 528-530; Washburn S. L. Behaviour and the origin of man. – Proceedings of the Royal Anthropological Institute. London, 1967, vol. 21, No. 7, p. 23.
5. Senut Brigitte. Dawn of hominids. – From tools to symbols, from early hominids to modern humans: International Round Table. 16-17 March 2003, Johannesburg. Abstracts. – www. К этому следует добавить свежее сообщение: в результате новых находок Ardipithecus kadabba возрастом 5,5-7,8 млн л. отделен от Ardipithecus ramidus в самостоятельный, стадиально более ранний вид и назван одним из первых известных предков человека после разделения линий шимпанзе и гоминид "6-8 млн л. н.". – Haile-Selassie Y., Suwa J., White T. The earliest hominids – is less more? – Science, 2004, vol. 303, pp. 1478-1480. – www.
6. Кенигсвальд Г. Х. Р. Замечания по ранней истории человека. – Современная антропология, М., 1964, с. 100. Кенигсвальд, в соответствии с тогдашними представлениями, имел в виду, что плиоцен начинался 12 млн л. н. Таким образом, Б. Сеню называет, по сути, ту же весьма раннюю эпоху; но может статься, что оба исследователя оказались при этом слишком осторожны. Рамапитековые простираются в древность более чем на 15 млн л.
7. Wong K. Is Out of Africa going out of the door? – Scientific American, 1999, August 19. – www.
8. Клягин Н. В. Происхождение цивилизации. М., 1996. – www.
9. История первобытного общества: Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза. М., 1983, с. 228.
10. Линдсблат Я. Человек – ты, я и первозданный. М., 1991, с. 210.
11. Roach John. Elusive African apes: Giant chimps or new species? 2003. – www.nationalgeographic.com/news/2003/04.
12. Brattacharya S. Early humans lost hair to beat ugs. – New Scientist.com, new service, 2003, June 8 – www.
13. Jablonski N. What made us human. 1999. – http://www.calacademy.org/calwild/sum99/human.htm.
14. Kreger D. Human thermoregulation and hair loss. – 2001./www.modernhumanorigins/com.
15. Jablonski, op. cit; Morton G. R. Planning ahead: Requirement for moral accountability. – American Scientific Affiliation, 1998. – www.home.entouch.net/dmd/planningahead.htm; Sept J. P314 Earlier prehistory of Africa. 2000. – www.indiana.edu/+jrigins/teach/p314.
16. Nicholson Ward. Paleolithic diet vs. vegetarianism: What was humanity's original, natural diet? – особенно такие разделы, как Part 1: Setting the scientific record straight on humanity's evolutionary prehistoric diet and ape diets, и Part 2: Fire and cooking in human evolution. 1998. –www.beyondveg.com/nicholson-w/hb-interview1b.shtml.
17. Ibidem, part 2.
18. Основная работа по теме: Wrangham R. W., Holland J. J., Laden J., Pilbeam D., Conclin-Brittain N. L. The row and the stolen: cooking and the ecology of human origins. – Current Anthropology, 1999, December, vol. 40, No. 5, pp. 567-594. – www.
19. Angier Natalie. Cooking, and How it slew beast within. 2002. – www.leakeyfoundation.org/newsandevents/n4_x.jsp?id=275.
20. O'Connel J. F., Hawkes K., Lupo K. D., Blurton Jones N. G. Male strategies and Plio-Pleistocene archaeology. – Journal of Human Evolution, 2002, vol. 43, No. 6, p. 834. – www.
21. Kimbel W. H., Johanson D. C., Reed K. E., Aronson J. L., Assefa Z., Marean C., Eck G. G., Bobe R., Hovers E., Yemane T., York D., Chen Y., Evensen M. N., Smith P. E. Late Pliocene Homo and Oldowan tools from the Hadar Formation (Kada Hadar Member), Ethiopia. – Journal of Human Evolution, 1996, vol. 31, pp. 549-561.
22. Напр.: Pennissi Elizabeth. Human evolution: Did cooked tubers spur the evolution of big brains? – Science, 1999, vol. 283, No. 5410, pp. 2004-2005. – www; Angier Natalie. Cooking, and How it slew the beast within. 2002. – www.leakeyfoundation.org/newsandevents/n4_x.jsp?id=275).
23. Leonard William R. Food for thought: Dietary change was a driving force in human evolution. – Scientific American, 2002, December, pp. 107-115. – www.
24. Ibidem, pp. 111-112.
25. Клягин Н. В. Происхождение цивилизации. М., 1996. – www. Необходимо отметить отсутствие согласованности в таксономической терминологии. Так, одни авторы считают, что ранний Homo – это еще не Homo erectus, другие – что Homo erectus вообще не африканский таксон, а третьи и ранних Homo причисляют к Homo erectus.
26. Swinger C. C., Curtis G. H., Jacob T., Getty A. G., Cuprijo A., Widiasmoro. Age of the earliest known hominids in Java, Indinesia. – Sciense, 1994, No. 263, pp. 1118-1121. – www.
27. www.originsnet.org/eraold.html; www.talkorigins.org/faq.
28. Poulianos A., Poulianos N., op. cit.
29. Larick Roy, Ciochon Russell L. The African emergence and early Asian dispersals of the genus Homo. – American Scientist, 1996, November-December. – www.
30. Koller Frederic. L'ancetre de l'homme moderne etait en Asie il y a deux millions d'annees. – Le Temps, 2003, 17 dec., Genewe. – www.
31. См. Prehistory: Primitive humans in China. – www.china10k.com.
32. Бунак В. В. Род Homo, его возникновение и последующая эволюция. М., 1980, с. 79.
33. Elter Dennis A. Implications of new fossil material attributed to Plio-Pleistocene Asian hominidae. – Center for the study of Chinese prehistory. 2001 – www.
34. Leutwyler K. Old bones, new connections: A recently unearthed fossil has scientists rethinking early hominoid evolution. – Scientific American, 1999, August 30. – www; Ward S., Brown B., Hill A., Kelley J., Downs W. Equatorius: A new hominoid genus from the Middle Mocene of Kenya. – Science, 1999, vol. 285, No. 5432, pp. 1382-1386. – www.
34a. Foley R., Lahr M. Model 2 technologies and the evolution of modern humans. – Cambridge Archaeological Journal, 1997, No. 7 (1). – www.
35. Templeton Alan R. Out of Africa again and again. – Nature, 2002, No. 416, pp. 45-51 – www.
36. Dart R. The Makapansgat proto-human Australopithecus prometheus. – American Journal of Physical Anthropology, 1948, vol. 6, No. 3.
37. Gowlett J. A. Ascent to civilization. New York, 1993, p. 56.
38. Гусейнов М. М. Древний палеолит Азербайджана. Культура Куручай и этапы ее развития: 1.500.000 – 70 тысяч лет назад. Баку, 1985, с. 31-32, 45, 49-50, 64; Petralona Cave. – 12th International Conference on solid state ionics. Thessaloniki, June 6-12, 1999. – http://skiathos.physics.auth.gr/ssi-12/petralona.html.
39. Kimbel W. H. et al. Late Pliocene Homo and Oldowan tools from the Hadar Formation. – Journal of Human Evolution, 1996, vol. 31, pp. 549-561. – www.
40. Jablonski N., op. cit.
41. Kreger D., op. cit.
42. См. Brunet M. et al. A new hominid from the Upper Miocene of Chad, Central Africa. – Nature, 2002, vol. 418, pp, 145-151. – www; Hill A. From Equatorius to Homo: Paleoanthropological research in the Tugen Hill, Kenya. – Spring 2000 Seminar in Physical Anthropology. – http://web.gc.cuny.edu/anthropology/colloq_physs00.html; Senut B. Op. cit; Wood B. Palaeoanthropology: Hominid revelations from Chad. – Nature, 2002, vol. 418, pp. 133-135. – www; см. тж. краткую сводку: Hominid species. –www.talkorigins.org/faqs/homs/species.html.
43. Leonard W. R., op. cit., pp. 111-112.
44. Dart R. The osteodontoceratic culture of Australopithecus prometheus. – Transvaal Museum Memoirs, 1956, No. 10.
45. Алексеев В. П. Становление человечества. М., 1984, с. 150.